Владимир Оводок: «В Италию к маэстро Мути я приехал со своей туристической палаткой и партитурой Верди». В конце лета пришло невероятное, практически сенсационное известие: молодой белорусский дирижер Владимир ОВОДОК стал ассистентом одного из самых титулованных маэстро XX века Риккардо Мути, около 20 лет руководившего театром «Ла Скала». Он выиграл огромный конкурс, где на 4 места было 200 претендентов со всего мира.
Этой новостью в широких социальных сетях моментально поделился педагог Владимира – известный дирижер Национального академического Большого театра оперы и балета Вячеслав Волич. Учитель ликовал – это естественно: вырастить такого музыканта!
Информация тут же разлетелась по СМИ, и, кстати, первой о новом имени, о Владимире Оводке, написала «Народная Воля». Но для детальной беседы не хватало самого героя дня – Владимир надолго задержался в Равенне, в Италии, в оперной академии сеньора Мути, а хотелось узнать не только всю рабочую информацию, но и более тонкие, эмоциональные, личные подробности о пребывании под крылом кумира публики Риккардо Мути. И, как говорится, ожидания нас не обманули: Владимир оказался обаятельным, вдумчивым собеседником – что, впрочем, естественно и закономерно.
– Почему вам была необходима поездка в Равенну к маэстро Риккардо Мути? Это твердая ступенька для будущей карьеры?
– Учеба у маэстро Мути была необходима для моей личности. Надо мыслить так: сначала ты развиваешь себя в профессии, а после твой уровень автоматически развивает скорость твоего карьерного роста. Риккардо Мути – один из последних могикан знаменитой итальянской дирижерской школы, и многие приехали к нему из разных уголков мира, чтобы послушать, как великий маэстро делает итальянскую оперу. Поучиться, как большой дирижер добивается результата: как держит баланс оркестра с певцами, как он мыслит, как чувствует музыку. Я все время искал интересные конкурсы и мастер-классы. И когда увидел в интернете анонс об Итальянской оперной академии Риккардо Мути, послал организаторам документы, записи, резюме.
– И все за свой счет – дорога, проживание. Еще и платишь за мастер-класс?
– Да. Как исключение – Международные дирижерские мастер-классы Юрия Симонова, в которых мне дважды удалось поучаствовать, предварительно пройдя большой конкурсный отбор. Их оплачивало Министерство культуры России, русская щедрая душа. А европейцы любят считать «деньгу», и условия были такие: если маэстро отбирает тебя в ассистенты, тогда ты ничего не платишь за мастер-классы. Если же он оставляет тебя в пассивных студентах как вольного слушателя, платишь до 800 евро. И многие оставались! На каждой репетиции зал был заполнен до трети. И это только чтобы послушать маэстро.
– Вы рассказывали, что жили в палатке за городом, на берегу моря. Безусловно, дешевле, чем в гостинице, но довольно затратно физически. На репетиции к маэстро, надеюсь, вы ходили не пешком?
– Я люблю проверять свои возможности. Попробовал однажды и пешком, но понял, что тяжело, много сил отнимает. Я как думал: если пройду конкурс, перееду в город в гостиницу, если нет – совмещу пассивное участие с отдыхом. А когда выяснилось, что прошел, уже не захотелось никуда переезжать. Так затянула жизнь на лоне природы… Приезжаешь после занятий и погружаешься в полную отчужденность от суетного мира… После музыки, после напряженного дня в театре мне на природе легче было переключаться, восполнять свои силы. В кемпинге совсем другая атмосфера, рядом море, по утрам я делал долгий заплыв… В общем, плюсов было больше. Позже мои коллеги-дирижеры стали приезжать ко мне в гости, на море. Современные европейские кемпинги – это очень высокий уровень комфорта. Там есть все вплоть до бассейна. Это не то, что мы себе представляем: на поляне палатку разбил.
– То есть палатку вам дали местную?
– Нет, зачем же? Я приехал в Италию к Риккардо Мути со своей палаткой. И с партитурой Верди под мышкой.
– Отличная экипировка. Но вернемся к творческим вопросам. В чем особенности Мути-дирижера, по-вашему?
– Дирижер создается из различного спектра талантов и под влиянием определенной культуры. Маэстро Мути – это большой личный магнетизм плюс жизнерадостность. Но и строгость, и чувство достоинства за великое культурное наследие. Вообще итальянцы весьма скептически относятся к зарубежным постановкам своей классики. У них в этом вопросе, так сказать, преобладает здоровая ревность.
– А вот недостатки у Мути-человека наблюдаются?
– Не знаю… Разве только он как пожилой сеньор может собеседника за щечку ущипнуть… Но это их традиция, своего рода поощрение старшим младшего. Хотя заметил, не всем итальянским женщинам эта традиция по душе. Но Мути – он как крестный отец, покровитель, ему многое позволено.
– Вас сеньор Мути выбрал из огромного числа претендентов: сначала из 200, потом из 10. Есть такое мнение, что белорусы и итальянцы близки ментально. Может, это сыграло вам на руку?
– Итальянцы очень эмоциональны. Мы, белорусы, при всей «памяркоўнасці» тоже, мне кажется, непосредственны и эмоциональны. Я мог сравнивать и видел: ко мне маэстро относился с пиететом, по крайней мере по щеке не трепал и обращался как к представителю большой культуры: «Вы должны пообещать, что эту оперу (мы репетировали «Фальстафа» Верди) поставите в своей «Bello-Русси»!» Дело в том, что по-итальянски «вello» – прекрасный, и слово «Беларусь» он специально произносил несколько иначе, с ударением на первом слоге, чтобы подчеркнуть свое отношение.
– А вот скажите, в Европе у молодого дирижера больше возможностей сделать карьеру?
– Возможность есть везде и всегда, но необходима поддержка. Потому что все места заняты и нужна протекция. Понятно, что амбиции должны базироваться на труде и таланте, но все же дирижеру-одиночке карьеру не сделать. Без протектората сложно пробиться даже у нас в Беларуси, а уж в европейском сообществе… Поэтому нам нужна организация, своего рода «мафия», «семья», которая будет активно продвигать членов своего «семейства». Нам нужен «Институт белорусский» – такая мощная международная организация, которая продвигала бы белорусских деятелей культуры по миру.
– Услышим ли мы вас в ближайшее время в Большом театре Беларуси?
– Пока нет… Хотя с главным дирижером Виктором Михайловичем Плоскиной мы хорошо общались в Италии – он присутствовал на генеральной репетиции у Риккардо Мути.
– А вот прийти и попросить концерт, например, у маэстро Анисимова – так бывает в вашей среде?
– Я представлялся Александру Михайловичу. Но к каждому дирижеру нужен особый подход.
– То есть надо учитывать, что у любого маэстро может взыграть ревность?
– Это нормально, когда лидер, начальник, профессионал подбирает команду под себя.
– Дирижер в Европе высокооплачиваемая работа?
– Да. Но смотря какого уровня дирижер, какую позицию в «табели о рангах» он занимает. Есть такая книжка британского музыкального критика Нормана Лебрехта «Великие дирижеры в схватке за власть». Он считает, что дирижирование – одна из форм героизма. В то же время подтверждает, что в течение XX века гонорары дирижера стали непомерно большими – они оторвались от общего уровня заработка музыкантов. Но этого, конечно, достигают единицы. Беларуси это не касается, общая обеспеченность несколько другая.
– Вспомните, какие первые эмоции вы ощутили, когда услышали свою фамилию в списке четырех ассистентов Риккардо Мути?
– Оглашение окончательных результатов после собеседования с маэстро шло, естественно, по-итальянски – а он у меня в тот момент был еще несовершенен. Общий контекст я понимал, но слова «победивший» и «побежденный», согласитесь, довольно похожи. Назвали мою фамилию, а я еще некоторое время сидел и думал: «Что это означает?» Собственно говоря, не только меня, так сказать, парализовало.
– Накануне у вас было личное собеседование с Риккардо Мути, после которого он, собственно, и выбрал себе четырех ассистентов. О чем вы говорили? Чем произвели на великого дирижера должное впечатление?
– Сначала он попросил рассказать о том, как сочинялась опера «Фальстаф» – прощупывал мое образование.
– Это что, экзамен?
– В том числе. А потом у нас с маэстро случилась полемика на тему того, насколько точно Верди следовал замыслу Шекспира, и мы стали говорить о добре и зле, спорить, бывают ли они в чистом виде. В общем, философский разговор. И комиссия, как мне передали, была впечатлена – не ожидали, что я решусь отстаивать свою точку зрения. Наверное, это тоже повлияло на решение маэстро, потому что талантливых молодых дирижеров, в том числе итальянских, приехавших на конкурс, было очень много. Но исход дела, по-видимому, решался не только на сугубо профессиональном уровне. Потому что задача дирижера – мыслить, а не просто исполнять партитуру.
– Вы уже ощутили сладкий гипноз зрительского внимания, гипноз аплодисментов?
– Пожалуй, и это приятно. Любой человек больше всего ценит внимание к себе. Но надо трезво понимать, что есть более важная миссия у музыканта, чем вырвать аплодисменты у зрителя. Прежде всего возникает вопрос: «Ради чего?» Кому ты служишь и что ты несешь своими действиями? Понятно, что за каждое действие придется отвечать.
– Я читала, что вы однажды выступали в Бонне на вилле президента ФРГ. Как вы туда попали?
– В лицей при Академии музыки, где я сейчас работаю, поступило предложение от фестиваля Bonner Summer исполнить симфонии Людвига ван Бетховена в фортепианной транскрипции Ференца Листа. Исполнение одной из симфоний доверили мне. Это очень престижно, Бонн – родина Бетховена. Я выступал как пианист. Исполнять транскрипции Листа – это весьма непросто, там есть что поиграть.
– Говорят, что самые хорошие дирижеры – из струнников. А вы, значит, из пианистов…
– А в Италии наоборот: если не владеешь фортепиано на должном уровне, чтобы читать с листа, ты не дирижер, тем более в опере! Они считают, что именно пианисты – это фактура, мышление… Но струнным инструментом тоже надо владеть, я практикую.
– Расскажите, как вы с коллегами отметили окончание мастер-класса у Мути?
– Это совпало с днем рождения самого маэстро. Всю нашу команду пригласили в элитный ресторан в укромном месте, куда пришли только близкие товарищи дирижера и его приближенные, так сказать, свита маэстро. Мы сидели за столом, который возглавляла его жена. Все по высшему разряду, хотя и лаконично, без излишеств. Но очень пафосно. Итальянцы обожают Мути, он – человек-легенда, их национальный бренд!
– Вы сделали какой-то подарок учителю?
– Думали над этим серьезно… Но в этот день мы сами дирижировали в театре. Выступили, надеюсь, достойно. И потому решили, что наш успех – это лучший подарок. С другой стороны, я не уверен, нужны ли Риккардо Мути белорусские сувениры. Его интересуют другие вещи…
– Из какой вы семьи, Владимир? Музыкантской?
– Отец в Университете культуры руководит народным оркестром, мама преподает в музыкальной школе фортепиано, а сестра в этом году закончила Гнесинку в Москве. Я окружен музыкой.
– Понятно, «наследник по прямой». Но вы могли взбунтоваться и пойти, например, в дипломаты! Или все было предопределено?
– В этом смысле я счастливый человек – занимаюсь тем, что нравится. Другое дело, что проблемы многих талантливых людей в моей профессии, на мой взгляд, в том, что они зацикливаются на профессии. А надо понимать, что хоть музыка и язык Бога, но жизнь на ней не заканчивается, жить надо гармонично.
– У вас есть мечта-максимум?
– Нет. Но у меня есть жизненные цели, я знаю, чего хочу добиться. Не стану сейчас ничего озвучивать конкретно, но в любом случае – это Служение. Служение искусству. И по возможности своих сил – преобразование нашей жизни.
Автор: Елена Молочко
8 октября 2015